Сегодня на родине, которую предал Нуреев, он чествуется элитами, как герой, исполнивший мечту многих представителей либеральной тусовки – "свалил из этой страны". Спектакль в полной мере отобразил фривольную "свободную" западную жизнь – трансвеститы, мужской кордебалет на каблуках. Есть и знаменитая фотосессия Ричарда Аведона – тогда фотограф заснял мужчину голышом, сейчас на заднике сцены появляется реальное фото голого Нуреева, снимок государственный академический театр приобрел у правообладателя за хорошие деньги – искусство в большом долгу. Побывавший на премьере публицист и критик Дмитрий Лекух говорит, что сие произведение мало относится к области искусства, больше – к политике. Он поделился своим впечатлением о спектакле с Накануне.RU:
Что можно сказать – давайте сразу отделять мух от котлет, это, безусловно, событие социально-политическое, но никак не художественное.
По порядку.
Есть музыка Ильи Демуцкого, которая специально написана к этому балету, профессиональные и даже демократические критики, скажем так, в общем-то, признают, что слушать отдельно от постановки это никто не будет. Потому что она откровенно слабая, она не имеет самостоятельной художественной ценности и вся построена на таких постмодернистских перифразах либо из советской классики, либо из советской патриотической песни, которую он сам называет удушающей. Музыка и превратилась в такую удушающую, написанную именно под этот балет. Самостоятельной художественной ценности она не имеет.
Драматургия тоже, мягко говоря, отстает – прием этот не нов, называется "кончилась жизнь, началась распродажа" – начинается спектакль с аукциона вещей покойного, на фоне этого аукционист – очень убедительный, кстати, наверное, самый убедительный актер спектакля Игорь Верник, который сам был аукционистом на разного рода аукционах старьевщиков в 1990-х – он объявляет лот, и потом этот лот танцует. Что можно сказать? Если говорить с художественной точки зрения, то это бы вряд ли вытянул даже профессиональный режиссер, – у Серебренникова, к сожалению, нет профессионального образования, ни музыкального, ни драматического, ни режиссерского.
Получился такой балетный капустник уровня театрального кружка Дворца пионеров – аляповатый и, в общем-то, достаточно пошлый.
В целом ощущение шизофреническое, жуткое. Закрываешь глаза, слушаешь музыку, кажется, что ты попал в дурной гей-клуб, где такая фоновая мелодия, открываешь – нет, я в Большом, блин.
Это не художественное творчество, это акционизм, он имеет ту же направленность и ту же художественную ценность, как мошонка художника Павленского, прибитая к брусчатке Красной площади. К искусству постановка не имеет никакого отношения, никакой художественной ценности не представляет.
Почему это не могло удаться вообще? Тут надо сказать пару слов о "виновнике торжества" – самом танцовщике Нурееве, который был гениальный, талантливый артист, и самый большой конфликт в его жизни – это конфликт двух его ипостасей: трудоголика, танцовщика и абсолютного ублюдка, что называется, "по жизни" – "дикого зверя светских гостиных", как называли его на Западе. Это колоссальный и трагический конфликт, который можно было бы удачно обыграть художественными средствами, но для этого нужно было бы иметь талант, близкий к Нурееву.
Что касается идеологического имиджа Нуреева как "невозвращенца", это не совсем была идеологическая акция. Просто в 1961 году он "невозвращенцем" стал отнюдь не по политическим причинам, он учинил абсолютно адский дебош в Париже, из-за чего был снят с продолжения гастролей кировского театра. Он просто смекнул, что его ждет дома, как обласканного сына партработника – какой это будет разгон – и понял, что на расправу ему возвращаться не хочется, поэтому и "прыгнул в свободу". Поэтому ему во Франции – такая маленькая деталь – так и не дали политического убежища, так что ни о какой политике речи не шло.
Тем не менее, можно было показать внутренний личностный конфликт, трагедию художника, но чтобы показать все это, нужно самому быть гением, а тут ребята без претензий. Получилась перекличка со знаменитым творением другого мастера уголовного жанра министра Улюкаева. Помните его стихотворение: "Езжай мой сын, езжай отсель", – вот это единственный посыл данного драматического произведения. Широкий резонанс постановка получила только благодаря аресту Серебренникова – тут и граффити в его поддержку, и актеры в футболках с портретом, что в Большом театре смотрелось достаточно смешно. Я понимаю, когда футболисты с портретами тренера выходят – но это немного другого уровня действо.
В целом постановка – больше социально-политическое явление, которое рассматривать можно только в этом контексте.