Вновь не удержались и полетели в Питер на Ульяну, на Жизель. И не пожалели, хотя знали, что Ульяна приболела и отменила два предыдущих выступления. Получили под самый конец развед.данные, что всё же выйдет, и рванули едва ли не ближе к обеду в Шереметьево, несмотря на двухчасовой путь до аэропорта, уже в 6 вечера рассекали по Невскому и совсем скоро, впереди нас ожидал простуженный декабрьский зал Мариинки…
Первое, что бросается в глаза – это удивительно светлый и одухотворенный лик танцовщицы,- «она как полдень хороша», - и это намоленное лицо, этот девичий, незамутненный взгляд она выстрадала всей своей предыдущей жизнью, где самоотречение и воздержание от обычных земных радостей и удовольствий – это ее естественное человеческое состояние. Ульяне не надо изображать чистоту, она сама такая в жизни, ей не надо придумывать позы целомудрия, они проистекают из всей ее внутренней сути…
Она удивительно легка и деликатна в движениях, а по мне это в Жизели гораздо более высокий технический пилотаж, чем стальной клинок балерины в диагонали или бешеные туры, рискующие занести исполнительницу прямиком в директорскую ложу. К чему этот перебор с блинчиками, если в глазах балерины потом в прыжковых вариациях пустота, а между тем это инфернальное пробуждение еще не упокоенной блуждающей души невинно погубленной девушки, которую вновь тревожит и взывает обратно мир человеческих страстей и желаний? Ульяна создает фантом Жизели, ее потусторонний образ, и ее удивительные, божественные руки ей во вспомоществование – эти трепетающие на ходу, бестелесные линии как нельзя лучше создают аллюзию эфемерности и сюрреальности, сказочности действа!
Меня всегда поражало, как Ульяне удается отдифференцировать лебединые руки от рук Жизели. Ведь всегда, когда речь идет о великих мастерах, тут же возникает тема штампов, пусть бы даже они были отлиты золотом. Но, то что Ульяна по-другому танцует Одетту и Жизель, это очевидно. Я не столь большой специалист в хореографии, в физиологии тем более, но мне на сей раз показалось, что в Одетте у нее импульсы движения идут от плеч, а в Жизели то ли от локтей, то ли вообще от кистей. Или она руки раскидывает по-другому. Но в любом случае получается совершенно иной хореографический текст…
Когда-то, в самом начале своей карьеры, Ульяна в одном из интервью сказала, что не знает, что такое смерть, но то, что это самый ответственный момент в жизни, она это отчетливо понимает. Тогда еще меня эти слова сразили наповал своей парадоксальностью мышления и точностью формулировки, и практически невозможно было поверить, что такие вещи может изрекать молодая девушка, пусть бы даже она была из академической семьи, начиталась раньше времени высокой философической литературы, но сегодня, видя, что она творит на сцене, я охотно верю в глубокую, выстраданную правду сценических трактовок Ульяны и неслучайность ее первопрестольного явления в балетной Мекке на берегах Невы.